В исключительно богатом и разнообразном творчестве Пушкина стихотворения занимают очень большое и значительное место.
Еще на школьной скамье, в лицее, Пушкин задумывает ряд крупных литературных произведений: поэму, комедию, роман, - но все эти замыслы не получают осуществления и остаются не законченными на той или иной стадии работы. Зато Пушкин-лицеист пишет очень много стихотворений. В них поэт часто еще не самостоятелен, идет по следам французских поэтов XVII и XVIII вв., которыми он зачитывался в детские годы в библиотеке отца; среди его любимых авторов - Вольтер и особенно Парни.
В то же время Пушкин развивает традиции русских поэтов, своих предшественников и старших современников - крупнейшего поэта XVIII в., представителя позднего классицизма Державина и в особенности своих непосредственных литературных учителей, поэтов-новаторов - Батюшкова и главы русского романтизма начала века Жуковского.
В ряде стихотворений этого времени все больше дает себя знать стремление поэта, также связанное со все большим утверждением в творчестве Пушкина "поэзии действительности", выйти за пределы субъективно-лирического "одноголосья".
Он вносит в лирику элементы эпического и даже драматического жанра. Последнее в скрытом виде уже проявляется в хорошо известном нам стихотворении 1823 г. "Демон, прямо осуществляется в "Разговоре книгопродавца с поэтом" (1824) и в особенности в "Сцене из Фауста" (1825), представляющей собой диалог между "бредящим наяву" романтиком Фаустом и трезвым циником Мефистофелем. "Сцена из Фауста" - по существу уже не стихотворение, а драматическое произведение, являющееся своего рода промежуточным звеном между "Борисом Годуновым" и "маленькими трагедиями". Аналогичный процесс происходит и в поэмах Пушкина (законченная в Михайловском поэма "Цыганы").
Вообще стихи Пушкина по богатству своего индивидуального жизненного выражения явно выходят за условно-литературные рамки традиционных, восходящих еще к классицизму XVIII в. стихотворных видов.
В мемуарной и научной литературе широко распространено узкобиографическое толкование центрального стихотворения цикла "Демон". В нем видят портрет А. Н. Раевского, который, по словам Вигеля, поэт нарисовал в "Демоне". Такое толкование слишком прямолинейно и не учитывает сущности художественного творчества, в котором подчас видят автоматическое отражение биографических перипетий.
Со стороны современников, далеких от понимания масштаба творчества Пушкина, это извинительно. Им свойственно было видеть в нем автора стишков "на знакомых".
Нашелся же в Кишиневе читатель, который стих из "Черной шали" принял на свой счет и рассердился на поэта. Многочисленные указания современников на то, что Пушкин изобразил в своих стихах какое-то известное им лицо, как правило, имеют такую же цену. Среди "хора современников" не учтен один - сам Пушкин, который решительно протестовал против плоско биографического толкования этого важнейшего для него стихотворения как литературной фотографии одного из знакомых автора.
Отвечая критику, который в печати прозрачно намекнул, что "Демон Пушкина не есть существо воображаемое", Пушкин писал: "Думаю, что критик ошибся. Многие того же мнения, иные даже указывали на лицо, которое Пушкин будто бы хотел изобразить в своем странном стихотворении. Кажется, они не правы, по крайней мере вижу я в "Демоне" цель иную, более нравственную".
|