По словам С.С.Аверинцева, с идеей порядка было связано представление о мировом бытии в пространстве и времени еще в древнегреческой, и византийской культурах (изначально оно прилагалось либо к воинскому строю, либо к государственному устройству, либо к убранству "приведшей себя в порядок" женщины и было перенесено на мироздание Пифагором).
В составе христианского учения идея порядка переосмыслялась: он приходит от абсолютно трансцендентного, абсолютно всемирного Бога, стоящего не только по ту сторону материальных пределов космоса, но и по ту сторону его идеальных пределов.
Автор проводит параллель между миром греческой философии и греческой поэзии и миром Библии (если первый - это законосообразная и симметричная пространственная структура, то второй - поток временного свершения, несущий в себе все вещи, или мир как история). Сравниваются автором также Греческий и Библейский боги.
Аверинцев приходит к заключению: греческий "космос" покоится в пространстве, обнаруживая присущую ему меру, библейский "олам" движется во времени, устремляясь к переходящему его пределы смыслу.
Сравнивая ранневизантийскую идеологию с верой Нового Завета, автор отмечает известную убыль историзма, известную нейтрализацию динамического видения мира, частичное возвращение к статическим мыслительным схемам метафизики и мифа.
Заключительная стадия библейского мистического историзма, определившая "знаковую систему" христианства, сама скрывала в себе противоречивые возможности. Мистический историзм эсхатологии - это такой историзм, которому легко перейти в отрицание историзма. Чтобы усмотреть противоречивость эсхатологической установки, полезно присмотреться поближе к тем позднеиудейским авторам "откровений" о конце истории, которых принято называть апокалиптиками.
По мере того как христианство приобретало формы систематического философствования, оно перенимало греческие мыслительные навыки. Для подробного рассмотрения данного факта, С.С.Аверинцев обращается к александрийской школе. В противоположность александрийскому аллегоризму антиохийцы культивировали интерес к буквально историческому смыслу Библии, в противоположность платонизирующему александрийскому онтологизму и космологизму - юридически окрашенную этику свободной воли, восточную идеологию священной державы и восточноэллинистический тип историографических занятий.
По словам автора, недостаточно констатировать, что ранневизантийскому образу мира свойственна приглушенность динамики мистического историзма и эсхатологизма. Даже та мера интереса к движению "священной истории", которая присутствует в составе ранневизантийской культуры, от века к веку уменьшается. Здесь Аверинцев приводит пример: жанровую эволюцию церковной поэзии.
Интересной, на мой взгляд, является идея С.С.Аверинцева о существовании двухъярусности средневекового образа, которая совмещает в себе дуальные противоположения, то дополняющие друг друга, то сливавшиеся или смешивавшиеся друг с другом, но различные по своему генезису и по своей внутренней логике. Во-первых, это библейская, ветхозаветная оппозиция: не до конца осуществившая себя "слава Божия" в истории - ее окончательное осуществление в эсхатологическом "дне Яхве".
Двухъярусное членение мира, как отмечает С.С.Аверинцев, могло иметь временной, т. е. исторический, модус, пространственный, т. е. космологический, модус и философский, онтологический модус. Все три модуса были сопряжены в единой символической системе как взаимозаменимые смысловые эквиваленты.
|